Курочка Ряба – Ряба заболела

Ряба сильно заболела, призванный помочь Ахмед
вылечил ее хирургическим способом

Курочка Ряба – Часть двадцать четвертая

За зимой холодной лето
Принимало эстафету
От посредницы – весны.
У старухи две десны

Ярким золотом сверкали,
Все подряд они жевали.
Также все и дед жевал,
И такой же был оскал.

Регулярно, раз в неделю,
Возникал у Рябы в теле
Этот желтенький кругляш,
Удлиняя чуда стаж.

Что уж там происходило
Не подскажут и светила.
Только разве что Кузьмич
Смог бы это все постичь.

Но и в этом сомневаюсь.
Объективным быть стараюсь.
Не настали времена,
Суть явленья не видна.

Вставив зубы, как желали,
Украшенья выплавляли.
Цепь, сережки и кольцо
Выеденное яйцо

Им обычно выдавало.
Коль избыток был металла,
Иль напротив, не хватало,
Цепь длину свою меняла.

Все зависит от размера,
Что яйца имеет сфера
Ведь они ж не близнецы
Как Сиама Огольцы.

Так бы все и продолжалось,
Но трагическая малость
Изменила ход вещей
Как Яга или Кащей.

Ряба сильно заболела:
Толь не то, что надо, съела,
То зерно или кишмиш,
Что когда-то грызла мышь,

Зараженная проказой
Иль еще какой заразой,
В доме этого добра
Как шерстинок у бобра;

Толь собака укусила,
И такое тоже было,
А от бешеной слюны
Заболеют и слоны.

В общем, Ряба умирает.
Делать что никто не знает.
Выбрав меньшую из бед
Вызван снова был Ахмед.

Время с прошлого явленья
Посвятил он обученью
И теперь уже не брал
На анализ птичий кал.

Распри старые забыты,
Друг на друга не сердиты.
Не жалея средств и сил
Он осмотр производил:

Мял живот и пациентке
Молотком отбил коленки,
Что внутри услышать чтоб,
Применен был стетоскоп,

Все обследующий чутко.
Зонд, дошедшей до желудка
С двух сторон, дал представленье
Как там тракт пищеваренья.

Кончив дело, после вздоха,
Он сказал, что дело плохо,
В ней любая ерунда
Не годится никуда.

У нее, мол, не чахотка,
Не чума и не чесотка,
Не холера и не СПИД,
Но она как инвалид.

У нее… (И по-латыни).
Я и предки, мол, поныне
Над недугом верх берем
Хирургическим путем.

«Как вы эту хворь зовете?»
«По-латыни не поймете.
А на русский может быть
Лучше не переводить.

Повторяю. Я и предки
Не приветствуем таблетки.
Препарат как ни хорош,
А намного лучше нож.

Пациентка вроде дышит,
Может даже видит, слышит.
В город все ж не довезти,
Но хотите коль спасти,

Вот совет специалиста:
Операция, и быстро.
Я – хирург и ассистент.
Правда, шансов лишь процент.

Вроде бы не очень много,
Но до города дорога
И того нам не дает.
И бездействие убьет.

Дед и бабка колебались.
Стоны Рябы раздавались,
Побуждая поспешить
Дело как-нибудь решить.

«Убедил ты нас, речистый.
Выбран путь тобой тернистый,
Но другого, видно, нет.
У больной похоже бред.

Перспектива нам знакома:
Слабость, жар, и бред, и кома,
И клиническая смерть,
И вокруг – земная твердь.

Приложи свои старанья,
Чтоб избавить от страданья.
Но запомни: отдаем,
То, чем мы сейчас живем».

«Подойдет не всякий способ,
Чтоб избавить эту особь
От страданий и от мук.
Например, ей в темя – тюк,

И без всяких изысканий
Ни мучений, ни страданий.
Или морфием колоть..
Я ж и предки лечим плоть.

Отрезаешь, что мешает,
Что болит, что удушает,
Зашиваешь, капнешь йод,
И больной сто лет живет».

Он достал, надев перчатку,
Из кармана рукоятку,
Резко кнопочку нажал,
То ли скальпель, то ль кинжал.

Где-то в недрах пропадавший,
До команды крепко спавший,
В потолок отбросив блик,
Острый высунул язык.

«Спирту!» – начал доктор дело.
«Да ты что?!.. Ослабнет тело,
Твердость снизится на треть».
«Я ж не внутрь, а протереть.

Примем внутрь потом остатки,
Если будет все в порядке
Или же зальем им горе,
Смерть коль верх одержит в споре».

Завершив приготовленья,
Дав наркоз для отключенья
Выдрав перья, выбрив пух,
Вставил нож меж ребер двух.

Вырезал он аккуратно
То, что было непонятно,
Ряд отростков и желез,
Доведя людей до слез.

Сшив разрез какой-то ниткой,
Рябу он укрыл накидкой,
Сомневаясь: Труп – не труп,
Класть куда: в постель иль в суп.

Чтобы вышла из наркоза,
Нашатырь, двойная доза,
Был под клюв ей поднесен,
И стоял пощечин звон.

Ряба глаз один открыла,
Лишь на это сил хватило,
Прошептала: «Ко-ко-ко».
И уснула глубоко.

«Надо же жива наседка
Всем на радость, мне и предкам». –
Счастлив искренне Ахмед.
Дед сказал, что столько лет,

Сколько будут жить на свете
Бабка, он и Рябы дети,
Суждено коль коим быть,
Им Ахмеда не забыть.

Выпит спирт и съеден ужин.
«Я вам больше здесь не нужен.
Вдруг кто хочет заказать
Что-нибудь повырезать.

Сердце бьется, не иначе
Как от этакой удачи.
Руки чешутся лечить,
Помогать кому-то жить».

«Может лучше заночуешь?
Ну, куда ты покочуешь
На ночь глядя как цыган?
Да еще немного пьян».

«Не останусь, не просите,
Лучше к двери проводите.
Вот к цыганам и пойду».
«Не попал бы ты в беду.

Не порежь здоровых спьяну.
Ведь случайно вскроешь рану,
Объясняя было как,
И – этап, Сибирь, ГУЛАГ».

Дед тут начал одеваться.
«Едем вместе мы кататься».
«Думать, старый, позабудь.
Не трезвее ведь ничуть.

Тут у нас своя работа,
Ведь больной нужна забота,
И леченье, и уход.
Иль не помнишь, обормот.

Кстати, чем кормить больную?
Мазь для шва достать какую?
Сколько нужно ей гулять,
Сколько пить и сколько спать?»

«Можно зерна есть, растенья..
Спать?.. Да хоть до посиненья..
Пить, гулять.. Как мы, к примеру,
Но с умом и только в меру.

Шов зашил я ниткой тонкой
Мажьте йодом иль зеленкой..
Да хоть серой! Так-растак!
Я ведь в этом не мастак».

«Серу где берут для птичек
Из ушей или со спичек?
Я к тому, что тяжкий труд
Предстоит и там и тут».

Дед всерьез иль в шутку это?
Но никто не ждал ответа
И не думал отвечать.
Как молчания печать

На устах вдруг появилась.
Размышленье навалилось.
Каждый занялся своим.
Вспоминали древний Рим,

Их подъем, расцвет, упадок.
Точно ведь такой порядок
В жизни всех цивилизаций
И в застольях разных наций.

Бабка стала мыть посуду,
В таз ее сложивши в груду.
Задремал на кресле дед.
В ночь отправился Ахмед.