Иоланта – Проникновение

Роберт и Водемон попытались пробраться в замок,
и последнему это удалось

Иоланта – Часть тринадцатая

Герцог стену взял положе,
Граф его чуть-чуть моложе,
Рангом ниже. Хоть и друг,
Слишком жарок в полдень юг.

Стены, выступы, лианы,
Попустительство охраны –
Всё пошло, что можно, в ход.
Роберт просто жилы рвёт.

Защищают тайну стены.
Оцарапано колено,
Локоть ноет и обмяк,
Под лопаткою синяк.

Водемон, зашедший с юга,
Как безмозглая зверюга,
Не пошёл на абордаж,
Изменив собой пейзаж.

Ярких пятен не имели
Южных стен той цитадели
Серо-бурые цвета.
Север югу не чета.

Солнцем выжженные камни,
Заколоченные ставни,
Хмель, и плющ, и виноград
Серыми плетьми висят.

Несмотря на габариты,
Стены более разбиты,
Рыхлы, испещерены,
И вина в том не войны,

Не ударов мастодонта
Лет пятнадцать нет ремонта.
Южный ветер, словно бур,
Перепад температур

Далеко не эфемерный,
Фронт нередок атмосферный;
Солнце камень раскалит,
Дождь польёт – пропал гранит.

Лезть – не может быть и речи.
Слабы силы человечьи.
Камень в крошке, крут откос,
Сух каскад лиан-волос.

Граф прошёлся у подножья,
Проклиная бездорожье.
Вдруг от счастья в горле ком:
Лаз, закрытый ивняком.

Кто в отверстии нуждался,
Часовой ли постарался,
В долгий скучный караул
Развлекался, спину гнул,

Матерясь, не как филолог,
Для желанных самоволок.
Или ветры и вода
Прорубили вход туда.

Но скорей всего совместно
Там сотрудничали тесно
И естественный процесс,
И солдатский интерес.

Враг поместья не тревожил,
Дух расхлябанности ожил
И уже не умирал,
Как привратник ни орал,

Только креп и развивался.
Каждый страж всегда старался
В час сиесты прикорнуть,
Сам король в их замке будь.

Хоть расслабилась охрана,
Для Рене и для Бертрана
Ей альтернативы нет.
Посвящать других в секрет –

Путь, ведущий к разглашенью.
А такому продолженью,
С их задумкой невпопад,
Вряд ли кто-то будет рад.

Водемон шмыгнул, как кошка,
Приложив труда немножко.
И без боли головной
Вылез в парке за стеной.

В нарушение режима
Так влекло неудержимо
Иоланту погулять,
Хоть в тени под тридцать пять,

Что она из двери боком
Мимо стража с сонным оком,
Не будить стремясь ребят,
Вниз по лестнице и в сад.

В белом платьице воздушном
Выраженьем простодушным
Миловидного лица
Поразила молодца.

Граф мог ждать чего угодно –
Рот, построенных повзводно,
Пятизвёздочный бордель,
Даже герцогскую цель

В виде грозного объекта,
От воинствующей секты
До отшельного скита...
Но такая красота

Не могла ни с чем связаться.
Рядом с нею оказаться
Умопомрачительно,
Сладко и мучительно.

Филин, спавший в ближней роще,
Старый, нервный, но солощий,
Видит тридевятый сон,
Что летит над миром он.

День, а ясно, словно ночью,
Рвёт бессчётно белок в клочья,
Зайцев, крыс, ежей и змей,
Хоть кладовки все забей.

«Ух!» – От чувств переполненья.
Не исчерпано волненье,
Тридесятый сон им зрим,
Что охотятся за ним

Арбалетом и картечью,
Автомата звонкой речью,
Ружья, пушки против сов
Всех калибров и сортов.

Вспышка слева, вспышка справа,
Беспощадная расправа.
«Ух!» – и сон рукой сняло.
Глядь, родимое дупло.

Ухнул снова – уж от счастья,
Что закончились напасти.
Старый ствол, как микрофон,
Резонировал тот стон.

Граф совиный крик не слушал.
Звук попал, конечно, в уши,
Но не принят мозгом он,
Страсть поставила заслон.

Герцог внял, напротив, криком.
Бросив лезть. Со скорбным ликом
Он воспринял первый «ух».
Огонёк в глазах потух.

Начал медленно спускаться.
«После будем разбираться.
Граф нуждается во мне», –
Думал он, прильнув к стене.

«Ух» второй, как рот в горчице,
Заставлял поторопиться.
Не случаен первый стон.
Бьётся бедный Водемон.

«Ух» последний. Сердце бьётся,
Граф, как видно, не сдаётся.
А пора бы. Что хитрить?
Могут так и пристрелить.

Герцог, сам не свой от горя,
Гнал, всё время тараторя,
Шёпот в горле и в носу:
«Граф, сдавайся. Я спасу».